Читать книгу "Корвус Коракс  - Лев Гурский"

Наши с ней романтические отношения временами сильно напоминают дипотношения двух сопредельных стран: тех, которые воевать не хотят, но все мелкие пограничные конфликты помнят и на всякий случай копят. Такая вот игра. Партию выигрывает тот, у кого больше формальных поводов дуться на соседа. Месяц назад Лина случайно перевернула чашку с утренним капучино на мой свежеотпечатанный доклад шефу, и это дало мне солидный перевес по очкам. Однако с тех пор я несколько раз оказывался в минусе.

– Может, раз уж ты здесь, скажешь на словах, о чем там было в телеграмме? – осторожно, чтобы не усугубить вину, предложил я.

– Все, проехали, забудь. – Лина мигом изорвала ленту на мелкие части. – У тебя был тако-о-ой шанс, и ты сам же его упустил…

Кажется, она не прочь была развить тему упущенного шанса, но тут заметила клетку с носителем и сразу переключилась на него.

– Ну-ну, – с удовлетворением сказала она. – Поз-дра-вля-ю. Ты, я смотрю, нашел новую игрушку. На свою девушку-красавицу, самого перспективного дизайнера женской обуви на юго-западе Москвы, у тебя, естественно, времени нет, зато на облезлую помоечную ворону…

В орнитологии моя подруга разбиралась намного хуже, чем в моде. Сколько я ее ни натаскивал, она продолжала путать воронов и ворон, какаду и марабу, амазонских ара и суринамских. Впрочем, двух последних я и сам, признаться, различал с трудом.

Носитель на мгновение выглянул из-под крыла, оценил обстановку, бросил на Лину взор, исполненный мировой скорби, и тотчас же упрятал голову обратно. «За что мне такое? – означала его поза мученика. – Сперва новый хозяин чуть не выдернул мне хвост, теперь вот она наезжает ни с того ни с сего. Счастья нет, люди гады, жизнь дерьмо. Пойти и немедленно утопиться в кувшинчике».

Характер у моей подруги вредный, но сердце доброе. Несчастный вид ворона изменил ход ее мыслей на прямо противоположный.

– Бедненькая птичка, – жалостливым тоном сказала она, подходя к клетке с носителем. – Я так и знала, что этот эгоист забудет тебя покормить. Это вполне в его духе, можешь мне поверить. Ты же наверняка у него голодная… Сейчас мы что-нибудь для тебя придумаем…

Одним движением Лина сдвинула «ремингтон» к краю стола, а на освободившееся место стала выкладывать вещи из своей сумочки. Достала косметичку, зеркальце, губную помаду, кошелек, футляр с контактными линзами, связку ключей с серебристым брелоком ручной работы в виде совенка (я подарил!), календарик, платок, таблетки от кашля, проездной на метро, авторучку в специальном непромокаемом пакете… Банан и половинка шоколадного батончика «Марс» обнаружились только на дне. Вернув свое имущество назад, подруга в две секунды очистила банан от кожуры, а батончик – от остатков обертки. И пропихнула то и другое между прутьев.

Носитель, не будь дурак, поступился своими принципами еще скорее, чем в прошлый раз. Сменив грусть на милость, он быстренько слопал нежданные подарки и сильно приободрился.

– То-то же, – с гордостью объявила мне Лина. – Я так и знала: она была голодная. Вытащить ее из помойки ты догадался, а дать вороне покушать воображения уже не хватило. Удивительно, как твои скворцы еще не умерли от недоедания… А-а, вижу, из двух остался уже один. А второй где? Где второй? Уже закопал, изверг?

Из моей девушки получился бы хороший дознаватель: в ее обществе даже ни в чем не повинный человек сразу начинает оправдываться.

– Нет, что ты! – запротестовал я. – Карл жив и выполняет полетное задание. – Я кивнул на карту. – Мне как раз хотелось тебе об этом рассказать. Представляешь, я утром был с инспекцией в одном музыкальном магазине на Охотном Ряду, и там…

Договаривать фразу до конца не было смысла: еще на середине я понял, что Лина, по своему обыкновению, меня не слушает и даже не смотрит на меня, а разглядывает стену в моей комнате – с таким интересом, словно видит впервые и план Москвы, и портрет.

– Я все-таки одного в толк не возьму, – задумчиво сказала она, – для чего у тебя здесь все еще висит актер Домогаров? Если ты не голубой – а ты не голубой, я знаю точно, – зачем украшать свою комнату картинкой со смазливым мужиком? Какой смысл?

– Линочка, – сказал я, очень стараясь держать себя в руках: самый перспективный дизайнер женской обуви порой бывала упрямей удода. – Я ведь тебе уже много раз объяснял, милая. На литографии не актер Домогаров, а знаменитый наш разведчик Вилли Фишер, который Гитлера взорвал. Разве не помнишь? Я же тебе на день рождения дарил про него книгу, и ты сказала, что прочитала.

– Раз сказала, значит, прочитала, – отмахнулась моя подруга, – или прочитаю на днях. Подумаешь, книжка! Девушкам, чтоб ты знал, не книжки надо дарить, а французские, к примеру, духи…

С этим не поспоришь, молчаливо признал я. И ведь, главное, я делал попытку дарить духи! Однажды нашел и даже купил здоровущий флакон с натуральным парижским лейблом. Долго его выбирал, приценивался, отдал сумасшедшие деньги, а потом на всякий случай показал свою покупку ребятам из парфюмерного отдела ФИАП. Как же они меня обсмеяли! Оказалось, за настоящим французским товаром надо ехать во Францию. Вся нелицензионная парижская косметика разливается в Малаховке, а вся лицензионная – в Лодзи. Третьего не дано. Тот полулитровый флакон я до сих пор прячу в шкафу. Владельцам музыкальных магазинов надо использовать эти духи как дезодорант: запах помета отбивается процентов на восемьдесят – точнее, перебивается другим запахом, куда более сильным и густым.

– …и еще мог бы сходить со мной в парк, а лучше в театр… – тем временем продолжила Лина нравоучительный монолог.

Нет уж, про себя взмолился я, только не театр! Братья Эрик и Эдик Бестужевы, мои друзья-истопники, недаром обзывали этот вид досуга стрихнином для народа. В отличие от народного опиума, которым, как они оба считали, является сегодняшний цирк.

Один раз я поддался уговорам Лины и честно высидел пять вечеров в театре «Современник» на мини-сериале некоего Володина. Зачем сидел, сам я так и не понял. По-моему, все театральные сериалы – развлечение для тех, кто совсем не дорожит личным временем. Безруков, может, актер и неплохой, но убивать полмесяца на «Бригаду» во Втором Академическом – извините. Пятнадцать вечеров, спятить можно! А ведь есть в Москве фанаты, которые четыре года подряд таскаются, как привязанные, в цыганский театр «Ромэн» на «Кармелиту». Четыре сезона прошло, восемьсот спектаклей, актриса уже трижды успела сходить замуж, а на сцене, говорят, дальше приготовлений к свадьбе дело не продвинулось…

– …но нет, человеческие развлечения для тебя не существуют, проводить досуг ты не умеешь. На своей скучной работе стучишь на «ундервуде», домой придешь – опять колотишь на «ундервуде»…

«На “ремингтоне”», – вновь поправил я. Теперь, конечно, уже мысленно.

– Молчишь? Значит, даже ничего не скажешь в свое оправдание? – Лина бросила короткий взгляд на часики: беседа проведена, субъект пристыжен, можно удаляться восвояси. – Сказать нечего? Я так и думала. Что ж, прощай, Иннокентий. Прощай навсегда.